![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
alexjourbaЗоя Скляренко и ее мать, Пелагея Михайловна Вишнякова, Челябинск, 1932 год
После окончания семилетки в августе 1930 года я поступила работать в ЦРК - центральный рабочий кооператив. Таких нас девочек, там было несколько. Поручили нам разбирать по купюрам бумажные деньги. В стране не было металла, чтобы выпускать металлическую мелкую монету, поэтому печатали на бумаге, но бумага быстро рвалась и приходила в негодность, их в конторе целые вороха. Они все мятые, порванные. Мы, девочки, разбираем эти "монеты" по достоинствам и подсчитываем. Потом эти "деньги" уничтожались - их сжигали.
В сентябре 1930 года меня перевели работать конторщицей в студенческую столовую. Одна добрая женщина счетовод в ЦРК научила меня считать на счетах. В конторе был главный бухгалтер и штат 3 человека. Мне в это время было 15 лет.
Контора студенческой столовой, находилась в центре города по улице Уфимской, а ныне Кирова. Раньше это было здание магазина господина Стахеева. Я получала 40 рублей. По существу это была бухгалтерская работа по учёту деятельности столовой. Учитывала я приход - расход продуктов, число различных блюд и оплату их наличными деньгами или абонементными талонами. Столовая работала только в обед с первыми и вторыми блюдами, да еще компот или чай на третье.
Вот мне на первых порах и поручили подсчитывать талоны. В бухгалтерском деле я ничего не смыслила. Пришлось мне параллельно посещать вечерние счетоводческие курсы.
Счетоводческие курсы при ЦРК - Зоя Скляренко стоит вторая справа в верхнем ряду, Челябинск, 1931 год
Столовая занимала два больших зала. В одном из них у окна располагалась наша конторка, отгороженная деревянной загородкой - стойкой.
В этом зале обедали среди прочих и приезжающие на различные конференции, которые проводились в областном городе Челябинске. Однажды состоялась конференция заготовителей пушнины. Мы были всегда на виду у всего зала - работа такая, что деваться некуда.
Молодые люди из приезжих всегда подходили к нам и заговаривали на предмет знакомства. И вот познакомился со мной таким образом заведующий заготпунктом из Юрюзани - Анатолий Иванов. Его заготпункт располагался на Катав - Ивановском заводе близ станции Вязовая.
И вот он стал за мной настойчиво ухаживать. Каждый вечер провожал в такую даль - из центра на Вокзальную улицу. Заходил к нам домой познакомиться с мамой и даже просил у неё разрешения жениться на мне. Он хотел увезти меня к себе в Юрюзань. Он был красивый, молодой, 22-х летний молодой человек и мне он конечно нравился.
Мне было лестно, что я его не завлекала, а он в меня безумно влюбился. Льстило и то, что на Ирину, жившую у нас, он не обращал никакого внимания, хотя она к нему больше подходила по возрасту.
А вот поди ж ты! Нравилась даже, что лаская и целуя он называл меня "чёртова перечница".
Лишнего он себе, впрочем, ничего не позволял. Я была конечно ещё очень молода и в этих вопросах ничего пока не понимала. Как это выходить замуж, для чего и зачем? А моя мать не соглашалась ни на какую женитьбу и говорила ему: "Молода ещё! Погоди жениться".
Командировка у моего ухажёра длилась всего месяц. Учёба у него закончилась и ему надо было уезжать. На прощанье он подарил мне флакон духов "Шипр" и коробку пудры "Красная Москва" с кисточкой. Какое то время у нас с ним была переписка. Он ещё раз приезжал специально просить у мамы моей руки, но она наотрез ему отказала. Тогда он уехал уже навсегда.
Мать не объяснила мне причин отказа. Она никогда не заводила со мной разговоров о взрослой жизни женщины, не посвящала меня в таинства любви и замужества. Лишь теперь я понимаю, что она хотела меня удержать около себя, боялась меня потерять и остаться одинокой и беззащитной. Я по молодости не боролась за свою любовь, считала, что мать права и наверное мне ещё рано думать о любви. Доверяла матери - ведь она никогда не желала мне плохого.
А Анатолий Дмитриевич Иванов больше мне уж не писал. Мы с ним расстались навсегда. На прощанье я наивно сказала ему: "Когда-нибудь, через много лет мы с тобой встретимся и расскажем друг другу историю нашей жизни. Расскажем, как сложились наши судьбы". Но мы не встретились. Жизнь завертела, закружила и такая возможность не представилась.
Уже после войны, в 60-х годах довелось мне быть в командировке в Киев. На экскурсии по Киеву мы посетили кладбище, где были похоронены погибшие защитники города. Шли по аллее героев и очень много было фамилий Иванов. Я была так взволнована, что не смогла прочитать все их имена и отчества, боясь встретить Анатолия Дмитриевича.
Через адресный стол я пыталась найти его по адресу 1931 года. Но Ивановых в России много и ответ пришёл отрицательный. Так что узнать его судьбу мне не пришлось и ему мою тоже.
1931 год был один из самых тяжёлых в нашей жизни. Матери 56 лет. Доходов нет никаких и деньги все истрачены. Нужна работа, приносящая средства к существованию, и мать в такой ситуации решается выучиться на медсестру. Кончается и срок нашего проживания в доме сестры Любы и мать лихорадочно ищет возможностей выйти из трудного положения, в которое её загнала судьба.
С 1 января 1931 г. она поступает на 5-и месячные курсы медсестёр и получает диплом и профессию медсестры 1 июня 1931 года.
Я же в сентябре 1931 года поступила учиться в силикатно-строительный техникум. С сентября по декабрь и январь - февраль месяцы следующего года была теория и лекции. Март, апрель практика на кирпичном заводе в городе Ирбит. Очень тяжелая работа, я сбежала с практики и из техникума, уехала в Челябинск.
Пока строились корпуса будущего Челябинского тракторного завода т.е. ЧТЗ, на свободной земле за железной дорогой в Челябинске в районе Колупаевки (там были одни землянки) был построен небольшой Опытный тракторный завод, на котором был механический цех, котельная, конструкторское бюро, химическая лаборатория.
Мать в это время работала в это время медсестрой в городской больнице, находящейся в центре города. В обеденный перерыв она часто заходила "на чай" в дом своего брата Ивана Михайловича. В доме в то время проживала семья Жаровых, породнившаяся с Владимиром Кондратьевичем Пентеговым, бывшим владельцем мыловаренного завода в Челябинске, который жил в то время в Чите.
Одна из дочерей Жаровых была замужем за его сыном, но к 1931 году была уже вдова, и жила со своим сыном (т.е. внуком Пентегова).
И вот Владимир Кондратьевич Пентегов возвращается из Читы в Челябинск и ему дают комнату в хорошем государственном доме, как главному механику Опытного тракторного завода. Комната находилась по улице Монакова в доме 8.
В результате Жаровы сосватали мою мать за Владимира Кондратьевича. Ему нужна была хозяйка, чтобы снять с себя домашние заботы, а матери нужно было жильё. Мать сильно переживала и стеснялась, что ей приходится в 57 лет идти на такой компромисс. Официально они не стали оформлять свои отношения. Это был гражданский брак по взаимному согласию. В.К.Пентегов был небольшого роста, толстенький, плотненький, строгий и требовательный. Мать ему во всём потрафляла.
Мама рассказывала, что когда она была молодой вдовой, то Пентегов ухаживал за ней, но она ему отказала.
Вот так мать решила квартирный вопрос и мы переехали к Владимиру Кондратьевичу в комнату на улицу Монакова дом 8.
Это была коммуналка в которой проживало ещё 2 семьи. Две смежные комнаты занимала молодая семья инженера Буслаева из Ленинграда. Ещё одну комнату занимала мать со взрослым сыном.
В комнату Пентегова площадью 16 кв. метров подселились мы с матерью. В квартире было центральное отопление, вода, свет, канализация. Туалетом служила узкая комната, при входе в которую была раковина для умывания, а дальше было ещё одно помещение с окном, в котором стоял унитаз. Ванной не было.
Кухня была общая на 3-х хозяек. У каждой хозяйки был свой стол и шкафчик. Металлическая плита была с четырьмя конфорками, духовкой и бачком для горячей воды, который был вмонтирован в плиту. Плиту топили очень мелкими дровами, а запас дров практически держать было негде. Поэтому пищу все готовили на керогазах и примусах и от копоти все потолки были чёрными.
С мая по август 1932 года я не училась и не работала, а позже Пентегов устраивает меня на Опытный завод конторщицей в его отделе.
В мою обязанность входило снимать на кальку копии с чертежей, поступающих от инженеров механического цеха. Это были чертежи с деталей купленного в Германии в одном экземпляре трактора марки "Катерпиллар" разобранного в механическом цехе по деталям.
Все это, конечно, было секретно, но связь с немецкими инженерами была т.к. для них на территории основного завода в жилищном комплексе было построены для иностранцев - немцев жилые дома и назывались они "ИНОРС", т.е. дома для иностранных рабочих специалистов – так это слово "ИНОРС" расшифровывалось.
Конечно, снимать чертежи на кальку дело серьезное и ответственное, но я только училась это делать.
После окончания семилетки в августе 1930 года я поступила работать в ЦРК - центральный рабочий кооператив. Таких нас девочек, там было несколько. Поручили нам разбирать по купюрам бумажные деньги. В стране не было металла, чтобы выпускать металлическую мелкую монету, поэтому печатали на бумаге, но бумага быстро рвалась и приходила в негодность, их в конторе целые вороха. Они все мятые, порванные. Мы, девочки, разбираем эти "монеты" по достоинствам и подсчитываем. Потом эти "деньги" уничтожались - их сжигали.
В сентябре 1930 года меня перевели работать конторщицей в студенческую столовую. Одна добрая женщина счетовод в ЦРК научила меня считать на счетах. В конторе был главный бухгалтер и штат 3 человека. Мне в это время было 15 лет.
Контора студенческой столовой, находилась в центре города по улице Уфимской, а ныне Кирова. Раньше это было здание магазина господина Стахеева. Я получала 40 рублей. По существу это была бухгалтерская работа по учёту деятельности столовой. Учитывала я приход - расход продуктов, число различных блюд и оплату их наличными деньгами или абонементными талонами. Столовая работала только в обед с первыми и вторыми блюдами, да еще компот или чай на третье.
Вот мне на первых порах и поручили подсчитывать талоны. В бухгалтерском деле я ничего не смыслила. Пришлось мне параллельно посещать вечерние счетоводческие курсы.
Счетоводческие курсы при ЦРК - Зоя Скляренко стоит вторая справа в верхнем ряду, Челябинск, 1931 год
Столовая занимала два больших зала. В одном из них у окна располагалась наша конторка, отгороженная деревянной загородкой - стойкой.
В этом зале обедали среди прочих и приезжающие на различные конференции, которые проводились в областном городе Челябинске. Однажды состоялась конференция заготовителей пушнины. Мы были всегда на виду у всего зала - работа такая, что деваться некуда.
Молодые люди из приезжих всегда подходили к нам и заговаривали на предмет знакомства. И вот познакомился со мной таким образом заведующий заготпунктом из Юрюзани - Анатолий Иванов. Его заготпункт располагался на Катав - Ивановском заводе близ станции Вязовая.
И вот он стал за мной настойчиво ухаживать. Каждый вечер провожал в такую даль - из центра на Вокзальную улицу. Заходил к нам домой познакомиться с мамой и даже просил у неё разрешения жениться на мне. Он хотел увезти меня к себе в Юрюзань. Он был красивый, молодой, 22-х летний молодой человек и мне он конечно нравился.
Мне было лестно, что я его не завлекала, а он в меня безумно влюбился. Льстило и то, что на Ирину, жившую у нас, он не обращал никакого внимания, хотя она к нему больше подходила по возрасту.
А вот поди ж ты! Нравилась даже, что лаская и целуя он называл меня "чёртова перечница".
Лишнего он себе, впрочем, ничего не позволял. Я была конечно ещё очень молода и в этих вопросах ничего пока не понимала. Как это выходить замуж, для чего и зачем? А моя мать не соглашалась ни на какую женитьбу и говорила ему: "Молода ещё! Погоди жениться".
Командировка у моего ухажёра длилась всего месяц. Учёба у него закончилась и ему надо было уезжать. На прощанье он подарил мне флакон духов "Шипр" и коробку пудры "Красная Москва" с кисточкой. Какое то время у нас с ним была переписка. Он ещё раз приезжал специально просить у мамы моей руки, но она наотрез ему отказала. Тогда он уехал уже навсегда.
Мать не объяснила мне причин отказа. Она никогда не заводила со мной разговоров о взрослой жизни женщины, не посвящала меня в таинства любви и замужества. Лишь теперь я понимаю, что она хотела меня удержать около себя, боялась меня потерять и остаться одинокой и беззащитной. Я по молодости не боролась за свою любовь, считала, что мать права и наверное мне ещё рано думать о любви. Доверяла матери - ведь она никогда не желала мне плохого.
А Анатолий Дмитриевич Иванов больше мне уж не писал. Мы с ним расстались навсегда. На прощанье я наивно сказала ему: "Когда-нибудь, через много лет мы с тобой встретимся и расскажем друг другу историю нашей жизни. Расскажем, как сложились наши судьбы". Но мы не встретились. Жизнь завертела, закружила и такая возможность не представилась.
Уже после войны, в 60-х годах довелось мне быть в командировке в Киев. На экскурсии по Киеву мы посетили кладбище, где были похоронены погибшие защитники города. Шли по аллее героев и очень много было фамилий Иванов. Я была так взволнована, что не смогла прочитать все их имена и отчества, боясь встретить Анатолия Дмитриевича.
Через адресный стол я пыталась найти его по адресу 1931 года. Но Ивановых в России много и ответ пришёл отрицательный. Так что узнать его судьбу мне не пришлось и ему мою тоже.
1931 год был один из самых тяжёлых в нашей жизни. Матери 56 лет. Доходов нет никаких и деньги все истрачены. Нужна работа, приносящая средства к существованию, и мать в такой ситуации решается выучиться на медсестру. Кончается и срок нашего проживания в доме сестры Любы и мать лихорадочно ищет возможностей выйти из трудного положения, в которое её загнала судьба.
С 1 января 1931 г. она поступает на 5-и месячные курсы медсестёр и получает диплом и профессию медсестры 1 июня 1931 года.
Я же в сентябре 1931 года поступила учиться в силикатно-строительный техникум. С сентября по декабрь и январь - февраль месяцы следующего года была теория и лекции. Март, апрель практика на кирпичном заводе в городе Ирбит. Очень тяжелая работа, я сбежала с практики и из техникума, уехала в Челябинск.
Пока строились корпуса будущего Челябинского тракторного завода т.е. ЧТЗ, на свободной земле за железной дорогой в Челябинске в районе Колупаевки (там были одни землянки) был построен небольшой Опытный тракторный завод, на котором был механический цех, котельная, конструкторское бюро, химическая лаборатория.
Мать в это время работала в это время медсестрой в городской больнице, находящейся в центре города. В обеденный перерыв она часто заходила "на чай" в дом своего брата Ивана Михайловича. В доме в то время проживала семья Жаровых, породнившаяся с Владимиром Кондратьевичем Пентеговым, бывшим владельцем мыловаренного завода в Челябинске, который жил в то время в Чите.
Одна из дочерей Жаровых была замужем за его сыном, но к 1931 году была уже вдова, и жила со своим сыном (т.е. внуком Пентегова).
И вот Владимир Кондратьевич Пентегов возвращается из Читы в Челябинск и ему дают комнату в хорошем государственном доме, как главному механику Опытного тракторного завода. Комната находилась по улице Монакова в доме 8.
В результате Жаровы сосватали мою мать за Владимира Кондратьевича. Ему нужна была хозяйка, чтобы снять с себя домашние заботы, а матери нужно было жильё. Мать сильно переживала и стеснялась, что ей приходится в 57 лет идти на такой компромисс. Официально они не стали оформлять свои отношения. Это был гражданский брак по взаимному согласию. В.К.Пентегов был небольшого роста, толстенький, плотненький, строгий и требовательный. Мать ему во всём потрафляла.
Мама рассказывала, что когда она была молодой вдовой, то Пентегов ухаживал за ней, но она ему отказала.
Вот так мать решила квартирный вопрос и мы переехали к Владимиру Кондратьевичу в комнату на улицу Монакова дом 8.
Это была коммуналка в которой проживало ещё 2 семьи. Две смежные комнаты занимала молодая семья инженера Буслаева из Ленинграда. Ещё одну комнату занимала мать со взрослым сыном.
В комнату Пентегова площадью 16 кв. метров подселились мы с матерью. В квартире было центральное отопление, вода, свет, канализация. Туалетом служила узкая комната, при входе в которую была раковина для умывания, а дальше было ещё одно помещение с окном, в котором стоял унитаз. Ванной не было.
Кухня была общая на 3-х хозяек. У каждой хозяйки был свой стол и шкафчик. Металлическая плита была с четырьмя конфорками, духовкой и бачком для горячей воды, который был вмонтирован в плиту. Плиту топили очень мелкими дровами, а запас дров практически держать было негде. Поэтому пищу все готовили на керогазах и примусах и от копоти все потолки были чёрными.
С мая по август 1932 года я не училась и не работала, а позже Пентегов устраивает меня на Опытный завод конторщицей в его отделе.
В мою обязанность входило снимать на кальку копии с чертежей, поступающих от инженеров механического цеха. Это были чертежи с деталей купленного в Германии в одном экземпляре трактора марки "Катерпиллар" разобранного в механическом цехе по деталям.
Все это, конечно, было секретно, но связь с немецкими инженерами была т.к. для них на территории основного завода в жилищном комплексе было построены для иностранцев - немцев жилые дома и назывались они "ИНОРС", т.е. дома для иностранных рабочих специалистов – так это слово "ИНОРС" расшифровывалось.
Конечно, снимать чертежи на кальку дело серьезное и ответственное, но я только училась это делать.
